Лечение колхицинрезистентной периодической болезни: ретроспективное когортное исследование

Барсук М.В., Новиков А.В., Рамеев В.В., Лысенко (Козловская) Л.В.

Периодическая болезнь (ПБ), или семейная средиземноморская лихорадка, – это наследственное заболевание, которое чаще встречается у армян, евреев-сефардов, арабов, турков и представителей других народов, проживающих в бассейне Средиземного моря, и характеризуется саморазрешающимися приступами асептического полисерозита (перитонита, плеврита и/или моноартрита) в сочетании с лихорадкой. Наряду с криопиринопатиями, гипериммуноглобинемией D и периодическим синдромом, связанным с мутацией рецептора фактора некроза опухоли (TRAPS), ПБ относят к моногенным аутовоспалительным заболеваниям, обусловленным генетически детерминированными нарушениями врожденного иммунитета [1,2]. Концепция "аутовоспаления" была сформулирована относительно недавно M. McDermott и D. Kastner и соавт., которые в 1999 г. описали несколько семей с TRAPS синдромом, проявлявшимся рецидивирующей лихорадкой, артритом, перитонитом, плевритом и мигрирующей эритемой. У всех пациентов отсутствовали аутоиммунные нарушения, в частности специфические аутоантитела, но определялась мутация в гене TNFRSF1A, кодирующем рецептор фактора некроза опухоли [1].

Круг известных аутовоспалительных заболеваний достаточно широк и включает в себя не только моногенные варианты, но и полигенные заболевания, обусловленные наследственными дефектами в нескольких звеньях врожденного иммунитета [3,4]. Существуют также приобретенные аутовоспалительные заболевания, примерами которых могут служить подагра, синдром "цитокинового шторма" при COVID-19 и других инфекциях, цитокин-опосредованные проявления, индуцированные моноклональными гаммапатиями и другими опухолями. Более того, установлено, что большинство воспалительных заболеваний характеризуется сочетанием аутовоспалительных и аутоиммунных компонентов воспаления [5]. Например, при системной красной волчанке могут сочетаться аутоиммунные по механизму гломерулонефрит и гемолитическая анемия с преимущественно аутовоспалительными интерферонопосредованными механизмами кожного или суставного поражения [6]. В патогенезе ревматоидного артрита ключевую роль играют аутореактивные Т-лимфоциты, индуцирующие формирование внутрисуставного паннуса, однако синовиальный экссудат представлен в основном нейтрофилами, а среди факторов, предрасполагающих к возникновению заболевания, большое значение имеет носительство патогенных изовариантов главного комплекса гистосовместимости, функционирующего в составе дендритных клеток – типичных представительниц системы врожденного иммунитета.

Базовым механизмом аутовоспаления является гиперпродукция интерлейкина (ИЛ)-1 [7] вследствие внутрицитоплазматической активации макромолекулярного комплекса – криопириновой инфламмасомы. Название инфламмасоме дается по основному белкусенсору [8]. Например, белок криопирин (NLRP3) распознает различные микробные продукты и эндогенные "сигналы опасности" – типовые молекулы-паттерны, характерные для целого ряда повреждающих патогенов (DAMPs) [9]. Активация этого белка приводит к объединению через ряд посредников (ASC, CARD-белки, кардиолипин и др.) с прокаспазами. В свою очередь, активация каспазы-1 инициирует продукцию провоспалительных ИЛ-1β и ИЛ-18 [7,9]. Хорошо изучены 8 основных типов инфламмасом, однако ключевым этапом запуска воспаления в системе врожденного иммунного ответа является активация именно криопириновой инфламмасомы [10]. Остальные инфламмасомы выполняют скорее вспомогательную роль. Так, пириновая инфламмасома (мутации пирина приводят к развитию ПБ [8,11,12]) регулирует процессы элиминации отработавших криопириновых инфламмасом, обеспечивая их деградацию в системе аутофагии. Инфламмасома NLRP3 может прямо или косвенно взаимодействовать и с другими белками, мутации которых приводят к аутовоспалительным заболеваниям, включая PSTPIP1 (при синдроме PAPA) [13]. Инфламмасома может быть основным инструментом в реализации воспаления при подагре [14], интерстициальных заболеваниях легких [15] и др.

Изучение механизмов воспаления, связанных с инфламмасомами, показало зависимость их функции от активности клеточного цитоскелета, что окончательно позволило обосновать давно замеченную эффективность колхицина при многих аутовоспалительных заболеваниях, особенно ПБ [16]. Колхицин нарушает интеграцию микротрубочек нейтрофилов и ингибирует их направленную миграцию [17], подавляет дегрануляцию и распространение провоспалительного сигнала, опосредованного ИЛ-1. К настоящему времени эффективность колхицина на больших выборках убедительно доказана в профилактике как приступов ПБ, так и самого грозного осложнения заболевания – АА-амилоидоза [18–20]. Однако у 5-10% пациентов с ПБ лечение колхицином оказывается неэффективным, а часть больных прекращают прием препарата из-за нежелательных эффектов. По данным H. Satiş и соавт. [21], в связи с побочными эффектами целевой дозы колхицина не удалось достичь у 18,7% пациентов. Нежелательные реакции включали диарею (10,8%), повышение активности аминотрансфераз (5,9%), лейкопению (1,1%), нарушение функции почек (1,3%) и миопатию (0,5%). При этом полная отмена препарата потребовалась лишь у 2% пациентов [21].

Эффективным методом лечения ПБ в случае непереносимости колхицина или колхицинрезистентности является применение ингибиторов ИЛ-1 [22,23], в частности канакинумаба, который представляет собой моноклональное антитело, взаимодействующее с ИЛ1β. В отличие от анакинры и рилонацепта, канакинумаб характеризуется высокой специфичностью в отношении ИЛ-1β и в меньшей степени влияет на другие сигнальные пути, активируемые ИЛ-1. Кроме того, он обладает длительным периодом полувыведения (21-28 дней), что позволяет отказаться от частых инъекций и уменьшить количество постинъекционных осложнений. Коррекция дозы препарата не требуется при почечной и печеночной недостаточности [24]. Но главным преимуществом пролонгированного эффекта канакинумаба является более стойкая нормализация маркеров острой фазы воспаления, что является принципиальным фактором блокады амилоидогенеза.

Целью ретроспективного исследования было изучение эффективности канакинумаба в лечении пациентов с ПБ, не отвечающих на колхицин или прекративших его прием из-за нежелательных эффектов.

Материал и методы

В ретроспективное исследование включали пациентов в возрасте ≥18 лет с ПБ, которые получали канакинумаб в связи с непереносимостью колхицина или резистентностью к этому препарату. Критерием колхицинрезистентности считали устойчивое повышение уровня С-реактивного белка (СРБ) более 5 мг/л по данным ежемесячного мониторинга в течение 6 месяцев. Кроме того, каждые 3 месяца оценивалась клиническая активность заболевания по индексу PGA (Physician Global Assessnent – Индекс общей оценки здоровья врачом) в градации клинических проявлений минимальной (0), легкой (1), умеренной (2) и тяжелой (3) степени. Протокол исследования был одобрен Локальным этическим комитетом Первого МГМУ имени И.М. Сеченова (Сеченовского Университета), протокол №02-24 от 29.01.2024.

Диагноз ПБ устанавливали с помощью критериев TelHashomer [25], модифицированных критериев A. Livneh [25] и классификационных критериев Eurofever [26] и Eurofever/PRINTO [27] и подтверждали при молекулярногенетическом исследовании гена MEFV (наличие одной или двух патогенных мутаций). Для оценки тяжести течения ПБ использовали критерии, предложенные M. Pras и соавт. [28]. Диагноз АА-амилоидоза устанавливали по результатам биопсии почки, прямой кишки, подкожно-жировой клетчатки или печени.

Критерием эффективности считали ответ на лечение канакинумабом, который оценивали на основании динамики количества приступов ПБ и содержания СРБ. Выделяли полную ремиссию болезни при прекращении типичных приступов и устойчивой нормализации уровня СРБ в течение по крайней мере 12 мес и частичный ответ, характеризовавшийся значительным снижением количества приступов и/или содержания СРБ.

Нормальность распределения количественных переменных проверяли при помощи критерия Шапиро-Уилка. Для количественных переменных с распределением, отличным от нормального, приведены медианы и межквартильный размах (IQR), для качественных переменных – доля в процентах. Статистически значимыми считали результаты тестов при значении p<0,05. Статистическая обработка выполнялась в программе Stastistica версия 10,0.

Результаты

В исследование были включены 23 пациента (13 мужчин и 10 женщин, медиана возраста 44 года) с ПБ, получавших канакинумаб (табл. 1). Медиана возраста на момент начала болезни составила 9 лет, однако этот показатель варьировался в широких пределах, а у 10 пациентов первые приступы ПБ появились в возрасте старше 16 лет. Диагноз ПБ устанавливали с опозданием (медиана возраста 32 года).

ТАБЛИЦА 1. Клиническая характеристика больных ПБ, леченных канакинумабом
Параметры Значения
Мужчины, n (%) 13 (56,5)
Возраст на момент назначения канакинумаба, лет 44 (35-53)
Медиана возраста начала ПБ, лет 9 (4-29)
Возраст к моменту установления диагноза, лет 32 (16-38)
Клинические проявления, n (%)
   Лихорадка 21 (91,3)
   Абдоминалгии 19 (82,6)
    Изолированный перитонит 9 (39,15)
   Торакалгии 11 (47,8)
    Изолированный плеврит 2 (8,7)
   Кожные высыпания 5 (21,8)
    Макулопапулезная сыпь 3 (13,1)
    Рожеподобная эритема 1 (4,4)
    Гангренозная пиодермия 1 (4,4)
   Суставной синдром
    Артралгии 19 (82,6)
    Экссудативный острый артрит 11 (47,8)
    Хронический деструктивный артрит 2 (8,7)
   Миалгии 3 (13,1)
   АА-амилоидоз 19 (82,6)
    Нефротический синдром 14 (60,9)
    Гемодиализ 10 (43,5)
    Трансплантация почки 7 (30,4)
   Мутации MEFV, n (%)
    Гомозиготные 13 (56,5)
    Компаунд-гетерозиготные 8 (34,8)
    Гетерозиготные 2 (8,7)
   Другие мутации, n (%)
    TNFA1P3 1 (4,4)
    Экспрессия HLA-B27, B51 2 (8,7)
   Лечение колхицином, n (%)
    <0,5 мг/сут 3 (13,1)
    1,0 мг/сут 6 (26,1)
    1,5 мг/сут 3 (13,1)
    2,0 мг/сут 6 (26,1)
    Отменен 4 (17,5)
    Не получали 1 (4,4)

Основными клиническими проявлениями ПБ были приступы лихорадки (91,3%) и абдоминалгии (82,6%), реже встречались торакалгии (47,8%) и атаки острого экссудативного моноартрита крупных суставов (47,8%). Последние обычно возникали совместно с перитонитом в рамках типичных приступов ПБ. Редким (8,7%) вариантом суставного синдрома были деструктивные формы артрита с эрозированием суставной поверхности и развитием деформаций и анкилозов. Следует отметить, что у 8 (34,8%) пациентов не было типичных атак полисерозита, а приступы ПБ характеризовались повышением температуры тела и неясными болями в животе и/или грудной клетке. У 6 (26,1%) пациентов были проведены оперативные вмешательства на брюшной полости (в основном аппендэктомия). Реже других проявлений ПБ отмечались миалгии (13,1%) и кожные высыпания (21,8%). Только у одной пациентки во время приступов наблюдалась характерная рожеподобная эритема в области голеностопного сустава, у остальных определялась макулопапулезная сыпь. Во время приступов у всех больных отмечалось значительное увеличение содержания СРБ. Приступы ПБ обычно продолжались 2-3 суток, однако наблюдались и затяжные приступы.

У всех пациентов диагноз ПБ был подтвержден при молекулярно-генетическом исследовании. Примерно у половины пациентов отмечалось гомозиготное носительство типичной мутации M694V или несколько более редкой M680I, у трети – компаунд-гетерозиготное носительство, т.е. наличие двух патогенных мутаций, но расположенных в разных позициях (табл. 2). Такое носительство по клиническому значению приравнивается к гомозиготному. Таким образом, у большинства пациентов выявлена характерная для аутосомно-рецессивного заболевания генетическая структура, однако у 2 (8,7%) пациентов развитие заболевания наблюдалось на фоне гетерозиготного носительства мутации M694V. У обеих гетерозигот отмечались атипичные проявления ПБ без четких атак перитонита, хотя у оставшихся 6 пациентов с атипичным течением заболевания определялось гомозиготное носительство характерной мутации M694V (у 2) или компаунд-гетерозиготное носительство (у 4). У одной пациентки гомозиготность по M694V сочеталась с гетерозиготной мутацией гена TNFA1P3, характерной для аутосомно-доминантного Бехчет-подобного семейного аутовоспалительного синдрома. У другого пациента выявлена экспрессия HLAB27 и еще у одной – HLA-B51. Такой сложный вариант наследования заболевания указывает на высокую вероятность поливалентного фенотипа воспаления, что может лимитировать потенциальный эффект блокаторов ИЛ-1 и/или колхицина и потребовать назначения многокомпонентной терапии, направленной не только на блокаду механизма инфламмасомопатии и контроль актино-миозинового цитоскелета провоспалительных фагоцитов, но и уменьшение продукции ИЛ-6 и/или экспрессии интерферонов.

ТАБЛИЦА 2. Носительство мутаций гена MEFV у больных ПБ, получавших терапию канакинумабом
M694V M680I V726A R761H E148Q Гетерозигота
Примечание: по горизонтали – первая мутация, по вертикали – вторая
M694V 12 (52,2) 3 (13,1) 3 (13,1) - - 2 (8,7)
M680I - 1 (4,4) - - 1 (4,4) -
V726A - - - 1 (4,4) - -
Всего 12 (52,2) 4 (17,4) 3 (13,1) 1 (4,4) 1 (4,4) 2 (8,7)

Причиной назначения канакинумаба у 20 (87,0%) пациентов была колхицинрезистентность, т.е. сохранение приступов ПБ и высокие уровни СРБ в межприступный период (медиана 35 мг/л). Показателем неэффективности терапии колхицином служила также высокая частота АА-амилоидоза в исследованной выборке. У 7 (30,4%) пациентов дополнительным доводом в пользу применения канакинумаба была необходимость подавления воспаления в рамках подготовки к трансплантации почки. Одной пациентке трансплантация почки проводилась дважды в связи с гибелью первого трансплантата. При этом повторная трансплантация была выполнена уже после назначения канакинумаба, что позволило обеспечить хорошую выживаемость трансплантата. У одного пациента канакинумаб был назначен спустя 1 год после трансплантации почки, так как высокие уровни СРБ определяли риск развития амилоидоза в трансплантате.

Еще у 2 пациентов удалось достичь полной ремиссии ПБ при приеме колхицина в дозе 2 мг/сут, однако выраженные побочные эффекты в виде миопатии или лекарственного гепатита потребовали снижения дозы колхицина с последующим возобновлением приступов болезни. У 1 пациента с АА-амилоидозом, требующим лечения гемодиализом, колхицин не применяли, учитывая отсутствие клинических критериев ПБ. У пациента наблюдались атипичные приступы, однако диагноз ПБ подтверждался наличием гетерозиготного носительства мутации M694V и сохранением высоких уровней СРБ. Высокая эффективность канакинумаба, лечение которым привело к нормализации содержания СРБ, подтвердила правильность диагностической концепции и выбранной тактики ведения.

Медиана длительности терапии канакинумабом составила 23 месяца (7-47). У 10 (43,5%) пациентов по административным причинам отмечались перерывы в лечении канакинумабом, сопровождавшиеся возобновлением неполных приступов ПБ. У 18 (78,2%) из 23 пациентов канакинумаб применяли в сочетании с колхицином в дозе 0,5-2 мг/сут. У 4 из них колхицин позднее был отменен в связи с трансплантацией почки и необходимостью назначения циклоспорина А или иных препаратов, плохо совместимых с колхицином.

Ремиссия ПБ, характеризовавшаяся прекращением приступов заболевания и нормализацией содержания СРБ, была достигнута в 15 (65,2%) случаях, в то время как у 8 (34,8%) пациентов наблюдался частичный ответ на лечение, учитывая сохранение повышенных уровней СРБ, хотя медиана его содержания снизилась в 3,5 раза по сравнению с исходной. Следует отметить, что у 4 из 8 пациентов приступы ПБ на фоне лечения канакинумабом прекратились, а у 4 их частота и тяжесть значительно снизились. Во всей выборке медиана содержания СРБ снизилась с 35 (20; 67) до 4 (3; 12) мг/л. У 8 из 14 пациентов терапия канакинумабом привела к купированию нефротического синдрома.

Переносимость канакинумаба была хорошей. Нежелательных явлений, потребовавших отмены препарата, мы не наблюдали.

Обсуждение

Клиника им. Е.М. Тареева в течение нескольких десятилетий занимается проблемой ПБ. В 1973 г. в монографии О.М. Виноградовой "Периодическая болезнь" был обобщен опыт наблюдения за 150 больными ПБ [29]. Позднее О.М. Виноградова и соавт. установили, что лечение ПБ колхицином позволяет достичь полного прекращения приступов заболевания в 85% случаев [20]. Это создавало впечатление о том, что проблема лечения ПБ в целом решена. Тем не менее, последующие исследования показали, что этот вывод является неоправданно оптимистичным в связи с низкой приверженностью к длительной терапии колхицином, возможностью резистентности к этому препарату или плохой его переносимостью. Наш опыт свидетельствует о том, что около половины пациентов с ПБ (45%) применяют колхицин нерегулярно даже при отсутствии каких-либо нежелательных реакций. Доля таких пациентов особенно велика при редких приступах ПБ, что снижает мотивацию на лечение. Некоторые пациенты превратно интерпретируют рекомендации врачей и принимают колхицин только во время приступов, хотя препарат целесообразно использовать для их профилактики, а не купирования. Отражением неудовлетворительных результатов лечения колхицином может служить очень высокая частота АА-амилоидоза, которая в нашей выборке (n=240) составила 56% [30]. При этом к моменту выявления амилоидоза большинство пациентов не получали лечение колхицином или принимали препарат в недостаточной дозе. В настоящее время нам удалось добиться значительного увеличения доли пациентов (до 75-80%), которые полностью выполняют рекомендации по лечению колхицином, что позволяет надеяться на улучшение результатов терапии, включая снижение риска развития или прогрессирования ААамилоидоза.

Другой проблемой является резистентность к лечению колхицином, который не всегда позволяет достичь ремиссии ПБ и избежать развития АА-амилоидоза [31– 34]. Традиционное понятие колхицинрезистентности учитывает влияние колхицина лишь на тяжесть и частоту приступов, однако оно по-разному трактуется исследователями. Так, эксперты Европейского альянса ассоциаций ревматологов (EULAR) [35] определяют колхицинрезистентность как сохранение по крайней мере одного приступа ПБ в месяц у приверженных к лечению пациентов, которые получают максимальную переносимую дозу колхицина не менее 6 мес. M. Lidar и соавт. в качестве критерия неэффективности стандартной терапии предлагают более строгий критерий – 1 приступ каждые 3 месяца при условии лечения колхицином в дозе не менее 2 мг/сут [36], а E. Ben-Chetrit и H. Ozdogan [37] предложили оценивать эффективность проводимой терапии по снижению частоты приступов на 50%. Главным упущением данного подхода является недостаточное внимание к субклинической воспалительной активности ПБ, которая создает риск развития АА-амилоидоза не меньше клинических ее проявлений. В связи с этим S. Ozen и соавт. разработали шкалу FMF50, которая наряду с клиническими признаками (изменение частоты и продолжительности приступов ПБ, общая оценка тяжести заболевания врачом и пациентом) включает в себя и лабораторные показатели активности, в том числе содержание СРБ, сывороточного амилоидного протеина (SAA) и СОЭ [32]. Критерием эффективности по этой шкале является уменьшение по крайней мере 5 из 6 параметров на 50% и более при отсутствии какого-либо ухудшения по любому из них. Похожий подход к оценке результатов терапии колхицином предложили французские и израильские ученые [38], которые рекомендовали учитывать при диагностике колхицинрезистентности не только сохранение частых приступов ПБ (≥6 в год или >3 в течение 4–6 месяцев) на фоне приема максимальных терапевтических доз колхицина, но и повышение двух из трех реактантов острой фазы (СРБ, СОЭ и/или SAA). В данном случае белки острой фазы воспаления рассматриваются как признаки активности, наряду с клиническими проявлениями. С нашей точки зрения, лабораторные показатели воспаления следует считать наиболее важными критериями персистирующей активности заболевания. При их адекватной оценке отсутствует необходимость подсчитывать частоту и оценивать клиническую тяжесть приступов. Концен трация в крови SAA, откладывающегося в составе амилоида (или косвенная оценка его концентрации по уровню СРБ), является определяющим фактором амилоидогенеза и требует тщательного мониторинга, учитывая вариабельность этих параметров и их зависимость от провоспалительных факторов разной природы.

Среди более 240 пациентов с ПБ, которые наблюдаются в клинике им. Е.М. Тареева, лечение канакинумабом было начато в 23 случаях, т.е. примерно в 10%. Основным показанием к назначению ингибитора ИЛ-1 служила колхицинрезистентность, характеризовавшаяся сохранением приступов ПБ и признаков воспаления в межприступный период (медиана содержания СРБ 35 мг/л), реже – побочные эффекты, требовавшие отмены колхицина. У большинства пациентов имелись признаки АА-амилоидоза, наличие которого также диктовало необходимость в более строгом контроле воспалительной активности с целью профилактики прогрессирования поражения почек или подготовки пациента к трансплантации почки. Наше исследование подтверждает эффективность канакинумаба в лечении ПБ, в том числе осложнившейся АА-амилоидозом. На лечение ингибитором ИЛ-1β ответили все пациенты, причем у 2/3 из них удалось достичь полной ремиссии заболевания, т.е. прекращения приступов ПБ и нормализации содержания СРБ, в то время как в остальных случаях частота и тяжесть приступов и уровень СРБ значительно снизились. Более того, у пациентов с ААамилоидозом с поражением почек лечение канакинумабом привело к купированию нефротического синдрома в 8 из 14 случаев, а у 7 пациентов с терминальной хронической почечной недостаточностью позволило успешно выполнить трансплантацию почки.

Наши данные согласуются с результатами двойного слепого, плацебо-контролируемого, рандомизированного исследования CLUSTER, в которое были включены 63 пациентов с колхицинрезистентной ПБ, а также 72 пациента с гипериммуноглобинемией D и 46 пациентов с TRAPS [21]. Критериями включения в это исследование служили повышение уровня СРБ более 10 мг/л и общая оценка активности болезни врачом ≥2 по 5-балльной шкале. Рандомизированным пациентам назначали канакинумаб в дозе 150 мг подкожно или плацебо каждые 4 недели. Первичной конечной точкой была доля пациентов, у которых был достигнут полный ответ через 15 дней (индекс активности <2 и уровень СРБ ≤10 мг/л) и отсутствовали повторные приступы в течение 16 недель. Среди пациентов с ПБ частота полного ответа составила 61% в группе канакинумаба и всего 6% в группе плацебо. При включении в анализ пациентов, у которых дозах канакинумаба была увеличена до 300 мг каждые 4 недели в связи с недостаточностью эффективностью лечения, частота полного ответа среди пациентов с ПБ увеличилась до 71%. При отсутствии полного ответа терапия канакинумабом сопровождалась значительным сокращением числа и длительности приступов ПБ. Продолжение лечения канакинумабом у больных, достигших полного ответа, позволило сохранить достигнутый эффект в течение 24 недель у всех пациентов с ПБ. Важно отметить, что терапия канакинумабом у большинства пациентов привела к снижению содержания SAA в сыворотке менее 20 мг/л. Такой уровень SAA позволяет избежать развития или прогрессирования АА-амилоидоза. При поддерживающей терапии примерно у половины пациентов с ПБ для профилактики приступов было достаточно введения препарата каждые 8 недель.

Заключение

Основными причинами недостаточной эффективности лечения колхицином у пациентов с ПБ являются низкая приверженность к терапии или резистентность к препарату, который в части случаев не обеспечивает адекватное подавление воспалительной активности. При колхицинрезистентной ПБ или невозможности применения колхицина из-за побочных эффектов или противопоказаний целесообразно назначение ингибиторов ИЛ-1, прежде всего оказывающих пролонгированное действие. Наше ретроспективное исследование подтверждает высокую эффективность канакинумаба, лечение которым позволило достичь ответа у всех пациентов с колхицинрезистентной ПБ, а у 2/3 из них – полной ремиссии заболевания, характеризовавшейся прекращением приступов и нормализацией содержания СРБ. Начинать лечение канакинумабом следует в дозе 150 мг каждые 4 недели.

Используемые источники

  1. McDermott MF, Aksentijevich I, Galon J, et al. Germline mutations in the extrcellular domains of the 55 kDa TNF receptor, TNFR1, define a family of domnantly inherited autoinflammatory syndromes. Cell 1999;97(1):133-44.
  2. Kastner DL, Aksentijevich I, Goldbach-Mansky R. Autoinflammatory disease reloaded: a clinical perspective. Cell 2010;140(6):784-90.
  3. Betrains A, Staels F, Schrijvers R, et al. Systemic autoinflammatory disease in adults. Autoimmun Rev 2021;20(4):102774.
  4. Моисеев С.В., Рамеев В.В. Дифференциальный диагноз системных аутовос- палительных заболеваний. Клин фармакол тер 2022;31(2):5-13. [Moiseev S, Rameev V. Differential diagnosis of systemic autoinflammatory diseases. Klini - cheskaya farmakologiya i terapiya = Clin Pharmacol Ther 2022;31(2):5-13 (In Russ.)].
  5. El-Shebiny EM, Zahran ES, Shoeib SA, Habib ES. Bridging autoinflammatory and autoimmune diseases. Egypt J Intern Med 2021;33(1):11.
  6. Sim TM, Ong SJ, Mak A, Tay SH. Type I interferons in systemic lupus erythmatosus: A journey from bench to bedside. IJMS 2022;23(5):2505.
  7. Masters SL, Simon A, Aksentijevich I, Kastner DL. Horror Autoinflammaticus: the molecular pathophysiology of autoinflammatory disease. Annu Rev Immunol 2009;27(1):621-68.
  8. Рамеев В.В., Лысенко (Козловская) Л.В., Богданова М.В., Моисеев С.В. Аутовоспалительные заболевания. Клин фармакол тер 2020;29(4):49-60 [Rameev V, Lysenko (Kozlovskaya) L, Bogdanova M, Moiseev S. Autoinflam - matory diseases. Klinicheskaya farmakologiya i terapiya = Clin Pharmacol Ther 2020;29(4):49-60 (In Russ.)].
  9. Lamkanfi M, Dixit VM. Mechanisms and functions of inflammasomes. Cell 2014;157(5):1013-22.
  10. Lachmann HJ, Goodman HJB, Gilbertson JA, et al. Natural history and outcome in systemic AA amyloidosis. N Engl J Med 2007;356(23):2361-71.
  11. The International FMF Consortium. Ancient missense mutations in a new meber of the RoRet gene family are likely to cause familial Mediterranean fever. Cell 1997;90(4):797-807.
  12. Bernot A, Clepet C, et al. A candidate gene for familial Mediterranean fever. Nat Genet. 1997;17(1):25-31.
  13. Lindor NM, Arsenault TM, Solomon H, et al. A new autosomal dominant disoder of pyogenic sterile arthritis, pyoderma gangrenosum, and acne: PAPA sydrome. Mayo Clinic Proc 1997;72(7):611-5.
  14. Martinon F, Pétrilli V, Mayor A, et al. Gout-associated uric acid crystals activate the NALP3 inflammasome. Nature 2006;440(7081):237-41.
  15. Hornung V, Bauernfeind F, Halle A, et al. Silica crystals and aluminum salts actvate the NALP3 inflammasome through phagosomal destabilization. Nat Immunol 2008;9(8):847-56.
  16. Goldfinger S. Colchicine for familial Mediterranean fever. N Engl J Med 1972;287(25):1302.
  17. Slobodnick A, Shah B, Pillinger MH, Krasnokutsky S. Colchicine: old and new. Amer J Med 2015;128(5):461-70.
  18. Twig G, Livneh A, Vivante A, et al. Mortality risk factors associated with familial Mediterranean fever among a cohort of 1.25 million adolescents. Ann Rheum Dis 2014;73(4):704-9.
  19. Zemer D, Pras M, Sohar E, et al. Colchicine in the prevention and treatment of the amyloidosis of familial Mediterranean fever. N Engl J Med 1986;314:1001-5.
  20. Виноградова О.М., Кочубей Л.Н., Чегаева Т.В. Современная тактика в лечении амилоидоза. Тер архив 1990;(6):139-45.
  21. Satiş H, Armağan B, BodakНi E, et al. Colchicine intolerance in FMF patients and primary obstacles for optimal dosing. Turk J Med Sci 2020;50(5):1337-43.
  22. Hentgen V, Vinit C, Fayand A, Georgin-Lavialle S. The use of interleukine-1 inhibitors in familial Mediterranean fever patients: A narrative review. Front Immunol 2020;11:971.
  23. De Benedetti F, Gattorno M, Anton J, et al. Canakinumab for the treatment of autoinflammatory recurrent fever syndromes. N Engl J Med 2018;378:1908-19.
  24. Chakraborty A, Tannenbaum S, Rordorf C, et al. Pharmacokinetic and pharmcodynamic properties of canakinumab, a human anti-interleukin-1β monoclonal antibody. Clin Pharmacokinet 2012;51(6):e1-18.
  25. Livneh A, Langevitz P, Zemer D, et al. Criteria for the diagnosis of familial mediterranean fever. Arthr Rheum 1997;40(10):1879-85.
  26. Federici S, Sormani MP, Ozen S, et al. Evidence-based provisional clinical clasification criteria for autoinflammatory periodic fevers. Ann Rheum Dis 2015; 74(5):799-805.
  27. Gattorno M, Hofer M, Federici S, et al. Classification criteria for autoinflammtory recurrent fevers. Ann Rheum Dis 2019;78(8):1025-32.
  28. Pras E, Livneh A, Balow JE, et al. Clinical differences between North African and Iraqi Jews with familial Mediterranean fever. Am J Med Genet 1998;75(2):216-9.
  29. Виноградова О.М. Периодическая Болезнь. Москва: Медицина; 1973.
  30. Рамеев В.В., Симонян А.Х., Богданова М.В. и др. Периодическая болезнь: основные проблемы диагностики и лечения. Клин фармакол тер 2021;30(2): 36-43. [Rameev V, Simonyan A, Bogdanova M, et al. Familial Mediterranean fever: diagnostic issues and treatment options. Klinicheskaya farmakologiya i teapiya = Clin Pharmacol Ther 2021;30(2):36-43 (in Russ.)].
  31. Batu ED, Şener S, Arslanoglu Aydin E, et al. A score for predicting colchicine resistance at the time of diagnosis in familial Mediterranean fever: data from the TURPAID registry. Rheumatology 2024;63(3):791-7.
  32. Ozen S, Demirkaya E, Duzova A, et al. FMF50: a score for assessing outcome in familial Mediterranean fever. Ann Rheum Dis 2014;73(5):897-901.
  33. Ozen S, Kone-Paut I, GЯl A. Colchicine resistance and intolerance in familial mediterranean fever: Definition, causes, and alternative treatments. Semin Arthr Rheum 2017;47(1):115-20.
  34. Corsia A, Georgin-Lavialle S, Hentgen V, et al. A survey of resistance to colchicine treatment for French patients with familial Mediterranean fever. Orphanet J Rare Dis 2017;12(1):54.
  35. Ozen S, Demirkaya E, Erer B, et al. EULAR recommendations for the managment of familial Mediterranean fever. Ann Rheum Dis 2016;75(4):644-51.
  36. Lidar M. Colchicine nonresponsiveness in familial mediterranean fever: clinical, genetic, pharmacokinetic, and socioeconomic characterization. Semin Arthr Rheum 2004;33(4):273-82.
  37. Ben-Chetrit E, Ozdogan H. Non-response to colchicine in FMF - definition, causes and suggested solutions. Clin Exp Rheumatol 2008;26(4 Suppl 50):S49-51.
  38. Hentgen V, Grateau G, Kone-Paut I, et al. Evidence-based recommendations for the practical management of Familial Mediterranean Fever. Semin Arthr Rheum 2013;43(3):387-91.